В. В. Кожинов

ПОЭТИКА ЗА ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ



              В истории нашей литературной науки были периоды, когда подвергалась сомнению или даже вообще отрицалась необходимость самостоятельного существования поэтики как учения о формах искусства слова в их историческом развитии. В последние годы, напротив, все яснее осознается громадное теоретическое и практическое значение поэтики.
              Необходимость этого рода исследований вытекает уже из нужд литературной практики. К сожалению, до сих пор распространено ложное представление, что для художника слова не обязательно специальное изучение поэтики, хотя всем понятно, что, например, музыкант не может обойтись без специального изучения форм музыки, а живописец - без овладения средствами живописи.
              Но дело, конечно, не только в этой "прикладной" роли поэтики. Необходимость исследования проблем поэтики диктуется прежде всего тем, что развитие литературных форм имеет относительную самостоятельность, определяется специфическими, художественными законами (так, жанровые формы проходят через века и тысячелетия, сохраняя неизменными те или иные весьма существенные свойства), и это, быть может, главное - литературные формы являются не просто нейтральными "приемами", но обладают своей собственной содержательностью. Так, например, роман, лирическое стихотворение и драма, взятые в их самых "формальных", отвлеченных от конкретного содержания тех или иных произведений свойствах, представляют собой не бессмысленные "конструкции", но непосредственно содержательные формы: зная, что нам предстоит прочитать роман, драму или стихотворение, мы тем самым уже знаем нечто о содержании этих произведений, конечно, в самых общих, наиболее абстрактных его качествах. Глубоко содержательна даже чисто внешняя форма речи - стихотворная или прозаическая.
              И можно с полным основанием сказать, что одной из решающих тенденций в развитии поэтики явилось стремление освоить содержательность литературных форм, понять жанр, сюжет, композицию, речь, стих как воплощения определенного художественного смысла, не отвлекаясь при этом, разумеется, от материи и структуры самих форм.

* * *


              Первые послереволюционные годы иногда рассматривают как время "господства" так называемой формальной школы в поэтике. Но это едва ли верно. Прежде всего, единой школы не было. С одной стороны, выступила группа теоретиков, объединявшихся вокруг Петроградского общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ) и отчасти Московского лингвистического кружка - В. Б. Шкловский, Р. О. Якобсон, Б. М. Эйхенбаум, О. М. Брик, Б. В. Томашевский, Л. П. Якубинский, А. А. Реформатский, Ю. Н. Тынянов и др. 1 Их работы конца 10-х - начала 20-х годов действительно написаны с позиций формализма, а подчас являются не столько исследованиями, сколько своеобразными манифестами футуризма и близких ему течений тогдашней литературы.
              Принципиально иной характер имели работы по поэтике, созданные в то время такими учеными, как С. А. Аскольдов, В. В. Гиппиус, В. М. Жирмунский, В. JI. Комарович, А. П. Скафтымов, A. JI. Слонимский, А. А. Смирнов, Б. М. Энгельгардт, которые стремились тщательно и глубоко исследовать проблемы художественной формы, но отнюдь не сводили искусство к форме 2. Они с самого начала отрицательно относились к общетеоретическим концепциям ОПОЯЗ'а. "Я имею в виду,- писал об этом В. М. Жирмунский,- такие лозунги, основанные на эстетике футуризма..., как "искусство как прием", "слово как таковое", а также учение о "доминанте", о "трудной форме", о "мотивировке" и "обнажении" приема, об "автоматизации" приемов... и т. д." 3, т. е. все основные общие идеи ОПОЯЗ'а.
              Едва ли могут быть отнесены по своей методологии к формализму и работы об искусстве слова, написанные в те годы рядом видных языковедов, издававших серию сборников "Русская речь": JI. В. Щербой, А. М. Пешковским, В. В. Виноградовым, С. И. Бернштейном, Б. А. Лариным 4.
              С середины 20-х годов проблемы поэтики разрабатываются в Москве сотрудниками Государственной Академии художественных наук, которые писали в своей научной декларации: "В противоположность так называемым формалистам типа "ОПОЯЗ'а", художественная форма понимается здесь как "внутренняя форма", тогда как формалисты обычно ограничивают свои изыскания областью форм внешних" 5.
              Таким образом, ошибочно широко распространенное мнение, будто разработка поэтики в первые послереволюционные годы целиком шла в русле формализма. Нельзя не отметить, в частности, что в работах второй половины 20-х годов, созданных бывшими участниками ОПОЯЗ'а (кружок этот по существу распался уже в 1929 г.), особенно в работах Ю. Н. Тынянова и Б. М. Эйхенбаума 6, во многом преодолены формалистические концепции, выросшие на почве эстетики футуризма. Это относится и к работам по поэтике, изданным в 20-х годах сотрудниками Отдела словесных искусств Института истории искусств в Ленинграде, в организации которого большую роль сыграла деятельность Ю. Н. Тынянова и Б. М. Эйхенбаума,- работам С. Д. Балухатого, Б. Я. Бухштаба, Л.Я. Гинзбург, В. А. Гофмана, Г. А. Гуковского, Н. А. Коварского, Н. Л. Степанова, А. В. Федорова и др. 7.
              Указанные течения в области поэтики объединяла своего рода л и н г вистическая методология, языковой пафос. Поэтическая форма рассматривалась как специфическое явление языка, как "язык в его эстетической функции".
              Впрочем, в те же годы существовали течения в поэтике, не разделявшие этой лингвистической ориентации. Продолжали свою деятельность представители "психологической" поэтики А. И. Белецкий, И. И. Гли венко, А. Г. Горнфельд, А. А. Райнов и др. 8. Но их принципиальный психологизм ограничивал возможность вплотную подойти к исследованию художественной формы как таковой.
              Кроме того, развивалось направление, которое вернее всего назвать "морфологической" поэтикой. К нему можно с теми или иными оговорками отнести работы С. П. Боброва, В. М. Волькенштейна, Я. О. Зунделовича, К. Г. Локса, М. А. Петровского, В. Я. Проппа, Г. А. Шенгели, Б. И. Яр хо и др. Этих исследователей объединила работа над двухтомной "Литературной энциклопедией", где им принадлежат основные статьи о поэтике 9. В работах этого течения было немало ценного, но общие принципы поэтики слишком абстрактны. Характерной чертой является использование графических схем, статистики, классификаций и т. п.
              Наконец, многим работам по поэтике присущ своего рода принципиальный плюрализм, попытка объединить идеи и методы психологической, лингвистической, морфологической школ. Таковы работы М. С. Григорьева, Л. П. Гроссмана, М. А. Рыбниковой, И. Н. Розанова, П. Н. Са кулина, А. Г. Цейтлина 10.
              В середине 20-х годов складывается принципиально новое течение, которое более или менее точно определялось термином "социологическая поэтика". Оно отчетливо выразилось в работе В. М. Фриче "Проблемы социологической поэтики"; сюда примыкали так или иначе работы В. Ф. Переверзева, И. М. Беспалова, Г. Н. Поспелова, У. Р. Фохта, а также М. Б. Храпченко 11.
              Это направление выступает против лингвистического подхода к искусству слова и ставит задачу раскрыть специфическую природу литературной формы, выдвигая общее понятие художественного стиля. "То, что образное сознание овеществляется в слове, не дает никаких оснований на соотнесение и растворение литературоведения в лингвистике", - писал И. М. Беспалов, полемизируя с В. М. Жирмунским 12. В дальнейшем, в 30-х годах, эта идея получила широкое развитие. Однако понятие стиля у "социологов" было слишком обобщенным. Решение, по-видимому, состояло не в том, чтобы отказываться от скрупулезного исследования всей словесной материи и композиционной организации произведения, но в том, чтобы понять их подлинную художественную структуру и содержательность.
              Характерной чертой поэтики в конце 20-х годов является стремление к синтезу разных направлений. Сторонники лингвистической поэтики стремятся "дополнить" свой метод социологическими идеями; социологи пытаются воспринять уроки "формальной" школы. Рождается даже идея "формально-социологической" поэтики, которая была призвана вобрать в себя позитивные стороны обоих направлений, отбросив их недостатки 13.
              Попытки подобного "объединения" могли привести, однако, только к искусственным эклектическим концепциям. Нужен был принципиально новый метод исследования художественной формы. И, в конечном счете, все проблемы упирались в проблему истинного предмета поэтики. На этом следует остановиться особо.
              Формальная школа нередко понимала термин "искусство слова" буквально - как искусство слова. "Литература или словесность, как показывает это последнее название, входит в состав словесной или языковой деятельности человека, - писал Б. В. Томашевский. - Отсюда следует, что в ряду научных дисциплин теория литературы близко примыкает к науке, изучающей язык, т. е. к лингвистике". Отличие литературы от остальных видов языковой деятельности вообще определяется лишь тем, что при восприятии этих последних "наше внимание и интерес обращены исключительно на сообщаемое, "мысль"; словесной же формулировке мы обычно уделяем внимание лишь постольку, поскольку стремимся точно передать собеседнику наши мысли и наши чувства" 14. Иначе говоря, литература есть языковая деятельность, "интерес" которой состоит в самих языковых формах, которые и являются основным предметом поэтики. Главный, основополагающий раздел поэтики - это стилистика (т. е. лингвистическая дисциплина).
              Итак, предмет поэтики, с точки зрения формальной школы, - особый вид языковой деятельности.
              Во избежание недоразумений, необходимо оговорить, что дело идет именно об общей методологической программе ОПОЯЗ'а и близких ему течений. В работах, посвященных конкретным проблемам, исследователи этого круга нередко преодолевали "лингвистическую" догму школы и исследовали художественное слово в его собственной сущности, а также строение сюжета, природу жанров, архитектонику и ритмическую организацию поэзии и прозы. Но, конечно, исходная позиция школы оказывала влияние на их работы.
              Один из главных представителей формальной школы, Р. О. Якобсон так выступал в свое время против предшествующего литературоведения: "Поэзия есть язык в его эстетической функции... Между тем, до сих пор... историкам литературы все шло на потребу - быт, психология, политика, философия... Как бы забывалось, что эти статьи отходят к соответствующим наукам - истории философии, истории культуры, психологии и т. д." 15.
              Однако с теми же основаниями можно заметить, что "язык в его эстетической функции" отходит к соответствующей науке - исторической стилистике художественной литературы, а вовсе не является предметом поэтики. Принципиально позиция Р. О. Якобсона не отличается от позиции "социологов", которые утверждали, в сущности, что поэзия есть быт, психология, политика "в их эстетической функции".
              Одним из главных проявлений методологии другой, социологической школы был сборник статей "Литературоведение" (1928). В разделе "Основы поэтики", написанном Г. Н. Поспеловым, в качестве "предмета" поэтики выступает "поэтический стиль". Что же понимается под этим "стилем"? Это можно увидеть из следующего определения: "...Внутренним организующим началом всякого поэтического стиля..." является "социально-психологический комплекс, в данном стиле закрепленный". Исследователь поэтики должен раскрыть "социально-психологический комплекс" произведения и "определить его социально-историческое происхождение" - тот "строй общественных отношений, субъективной стороной которого данный комплекс является" 16.
              Основным предметом поэтики является, с этой точки зрения, запечатленная в произведении (разумеется, субъективно) конкретная социально-психологическая реальность.
              Нетрудно видеть, что в обоих случаях предметом поэтики оказывается не форма искусства слова как таковая, но внеположные ей реальности - язык и "социально-психологический комплекс", т. е. реальность самой жизни, воссозданная в произведении.
              Это заключение, правда, несколько огрубляет позиции обоих направлений. Формальная школа стремилась изучать, конечно, не язык вообще, но язык в художественном произведении, язык в его особенной роли или функции. Точно так же социологическая поэтика ставила своей задачей не изучение жизни как таковой, но жизни, запечатленной в форме произведения. Как писал Г. Н. Поспелов, "созданный строем общественных отношений социально-психологический комплекс объективизируется в композиционный и изобразительный план структуры" 17 литературного произведения.
              Невозможно отрицать, что язык, с одной стороны, и социально-психологическая реальность человеческой жизни, - с другой, представляют собой неотъемлемые основы, "фундаменты" формы литературного произведения. Художник слова творит свое произведение из жизненного и языкового "материала". Язык и жизнь - это два необходимых источника, две объективные реальности, определяющие литературное творчество.
              Однако ни язык (даже в его "эстетической функции"), ни жизнь (даже объективированная в художественной структуре) не могут быть предметом поэтики. Этим предметом должна быть форма искусства слова, которая, конечно, сотворена из языкового и жизненного (социально-психо логического) материала, но в то же время представляет собою специфический феномен, явление определенного искусства.
              Вполне очевидно, что и соединение двух рассматриваемых методов не могло привести к решению проблемы. Необходимо было открыть собственный предмет поэтики - форму искусства слова, а не растворять ее в языке и "социально-психологических комплексах".
              На рубеже 20-х и 30-х годов начинается новый этап в развитии нашей поэтики. Его исходным пунктом явилась глубокая критика методологии формальной школы. Формальная школа подвергалась критике и ранее, однако эта критика либо велась с не менее односторонних позиций социологической поэтики, либо не сопровождалась позитивными решениями.
              Одним из первых по-новому раскрыл проблему поэтики Г. О. Винокур, который начал свой путь в русле формальной школы, но вскоре перешел на иные позиции. В работе "Поэзия и практическая стилистика" (1925) Г. О. Винокур остро поставил вопрос о взаимоотношениях между поэтикой и лингвистикой - вопрос, который он сам назвал "важнейшим" для тогдашнего развития поэтики. Исследователь писал, что все моменты структуры в "поэтическом слове имеют совершенно иное качество, иную функцию и иной смысл, чем в слове вообще. Эти иные качества и придают, очевидно, поэтическому слову те особенности, в силу которых мы называем его художественным, говорим о нем как об искусстве". В концепции формальной школы, утверждал Г. О. Винокур, поэзия предстает "как некая "обработка" матерьяла (словесного) с помощью художественных, стилевых "приемов", которые и превращают этот бесформенный материал в "форму"... (ср. Виктор Шкловский. Искусство как прием. Сб. "Поэтика", 1919, стр. 101)... Совершенно очевидно, однако, что мы говорим лишь о "матерьяле" и его "обработке", мы не выходим за пределы круга вопросов поэтической техники, технологии поэтического письма и нимало еще не приближаемся к самому поэтическому слову... Определение предмета поэтики... должно свестись к предметному описанию структуры слова и выделению в ней таких моментов, которые и делают это слово собственно поэтическим, в специфическом уже смысле... Стилистическое творчество есть непременное условие поэзии, и... поэзия мыслится нами как образец и канон стилистического усилия". Однако, по мысли Г. О. Винокура, необходимо научиться "различать границы слова поэтического и стилистического. Очевидным становится, что о стилистике, в пределах поэзии, мы можем говорить лишь до тех пор, пока мы не выходим за пределы того, что в структуре слова является в смысле поэтическом внешним, всего того, на чем поэтическая функция слова лишь вырастает, как на своем внешнем и естественном основании". В концепции формальной школы, писал далее ученый, "именно внешнее принимается за внутреннее, что и дает свободное основание критикам и противникам поэтики как науки на место опущенного внутреннего подставлять обычные продукты наивного натурализма и психологизма" 18.
              Последнее замечание касается уже грехов социологической поэтики. Метко охарактеризовав недостатки предшествующего развития поэтики, Г. О. Винокур вместе с тем наметил истинный путь исследования, обрисовал самый предмет поэтики.
              Г. О. Винокур был не одинок в своих поисках. В это время появляется целый ряд работ, в которых в различных аспектах исследуется та же проблематика. Все эти работы дают глубокую и последовательную критику формально-лингвистической и прямолинейно-социологической поэтики и выдвигают богатые позитивные концепции 19.
              По-новому и глубоко решаются проблемы поэтики и в целом ряде созданных в те годы работ, посвященных творчеству отдельных писателей.
              Здесь можно назвать работы таких исследователей, как М. М. Бахтин, С. М. Бонди, В. JI. Комарович, А. 3. Лежнев, Б. М. Энгельгардт 20.
              Итак, поэтика преодолевает "лингвистический уклон". Правда, и в 30-х годах, и позже создаются работы по поэтике, тесно связанные с изучением языка, - работы, в которых анализ поэтики в собственном смысле переплетен со стилистическим исследованием 21. Но в целом для поэтики 30-х годов характерен резкий отход от лингвистических и стилистических проблем. С одной стороны, это было положительным моментом и привело, в частности, к расширению диапазона поэтики. Если ранее основное внимание было сосредоточено на вопросах словесной формы литературы, то теперь гораздо шире изучаются проблемы сюжета, композиции, жанра, "стиля" в широком смысле слова. Кроме того, изучение проблем поэтики в 30-х, а отчасти в 40-х годах определяется существенным сдвигом в литературной науке в целом.
              С начала 30-х годов литературоведение активно стремится к своеобразному синтетизму исследования, к охвату мирового опыта литературы и эстетики. Если в предшествующие десятилетия история русской литературы, история литературы зарубежных стран, теория литературы и, наконец, изучение литературы прошлого и современности развиваются как отдельные, самостоятельные области, то теперь создаются работы, пытающиеся соединить разорванные ранее сферы, понять русскую литературу на фоне зарубежной, насытить изучение теоретических вопросов историческими фактами, просветить прошлое современностью и т. п.
              Все это отчетливо выражается и в анализе проблем поэтики. На первый план выдвигается не "теоретическая", а историческая поэтика, которая стремится освоить конкретный опыт развития форм мировой литературы. Характерно в этой связи "возрождение" наследства А. Н. Веселовского, издание его важнейших работ 22, ряда книг и статей об его научном творчестве.
              С начала 30-х годов преобладают, таким образом, две тенденции - стремление к созданию исторической поэтики и, с другой стороны, изучение не столько словесной формы, сколько жанров, сюжета, композиции, "стиля" в широком смысле.
              Один из виднейших в те годы исследователей поэтики И. А. Виноградов писал: "Система понятий марксистской поэтики может быть создана только в процессе конкретно-исторических изучений... Вся поэтика формализма... характеризуется тем, что все категории как бы "сдвигаются" к поверхности литературного произведения... Теоретическая обработка художественного произведения в этом направлении была начата с языка... В языке была выдвинута на первый план его внешняя звуковая сторона..." 23.
              Эти суждения отчетливо выражают новые тенденции в поэтике, которые воплотились в работах 30-х и 40-х годов, рассматривающих проблемы художественной формы. Здесь следует назвать прежде всего работы самого И. А. Виноградова, а также Г. А. Гуковского, Г. Н. Поспелова, Л. И. Тимофеева, О. М. Фрейденберг 24. Этих во многом очень разных исследователей сближает стремление изучать содержательность формы.
              Те же черты характерны и для лучших статей по поэтике, представленных в тогдашней "Литературной энциклопедии" (т. 1 - 9, 11, 1927-1939), для многочисленных работ о художественной форме, публиковавшихся в журналах "Литературный критик" (1933-1941) и "Литературная учеба" (1930-1941), а также в различных литературоведческих сборниках и академических сериях. Среди авторов работ о поэтике, участвовавших в этих изданиях, можно назвать имена таких исследователей, как М. П. Алексеев, С. Д. Балухатый, Н. Я. Берковский, Д. Д. Благой, В. Р. Гриб, Н. А. Коварский, Б. В. Михайловский, С. С. Мокульский, Л. М. Поляк, А. П. Скафтымов, А. А. Смирнов, Н. Л. Степанов, Е. Б. Тагер, А. Г. Цейтлин, В. Ф. Шишмарев, Р. О. Шор, М. П. Штокмар и др.
              Особое значение приобретает в 30-е годы исследование так называемой творческой лаборатории художника слова. Эта тенденция тесно связана со стремлением к созданию исторической поэтики: ведь при этом исследуется генезис, развитие (пусть даже индивидуальное) поэтики. Издается целая серия работ, в которых большое место занимает анализ того, как формируется поэтика 25. Работы этого рода появляются и в послевоенные годы, но гораздо реже 26.
              Изучение поэтики в это время вообще отходит на второй план. Причины этого временного снижения уровня исследования художественной формы во многом коренятся в том направлении, которое приняло развитие поэтики в 30-е годы.
              Выше уже говорилось о положительных сторонах этого направления (дух историзма, расширение диапазона поэтики и т. д.). Однако, стремясь преодолеть недостатки, характерные для 20-х годов, наука впадала в Другую крайность.
              Ставя перед собой цель дать широкие обобщения, освоить художественную целостность стиля, поэтика далеко не всегда обеспечивала "тылы" исследования и отрывалась от предметной конкретности и структуры произведения. В результате получались скорее размышления по поводу художественной формы, чем исследование самой формы.
              Расширение интересов поэтики, стремление изучать все элементы формы вело нередко к иной односторонности - к отвлечению от проблем художественного слова, которое все же является первой и основной реальностью литературной формы. Резкая критика формализма приводила подчас в тому, что само по себе исследование формы как таковой начинало казаться чем-то методологически неверным.
              Все эти недостатки особенно обострились в послевоенные годы. Несомненно отрицательную роль сыграла необоснованная, вульгарная критика наследия А. В. Веселовского в конце 40-х годов, несмотря на то, что в отдельных статьях и содержались справедливые соображения.
              Ошибочная, догматическая постановка проблем поэтики в послевоенные годы еще раз показала, что нельзя бороться с формализмом, стоя на вульгаризаторских позициях. Как это ни парадоксально, именно в то время вдруг возродился преодоленный, казалось бы, порок: подход к литературе с формально-лингвистических (точнее, стилистических) позиций.
              Еще в конце 20-х годов В. В. Виноградов выступил против этой бесплодной методологии и сформулировал задачи (и вместе с тем трудности) постановки вопроса о художественном слове, о "языке" литературы. Он писал: "Учение о поэтической речи не может выйти из лингвистического учения о слове и словесном ряде, хотя бы последнее вращалось в пределах индивидуально-творческого говорения, под углом "эстетического". Ведь лингвистика... всегда говорит об элементах языка. Она не в состоянии открыть своеобразия более сложных поэтических форм речи... Тут путь исследования обратен социально-лингвистическому изучению... от сложных структур - к "стилистическим единицам", а не обратно от слова и словосочетания - к его сложным объединениям...
              Было бы наивно думать, что устранение психологических предпосылок и замена их эстетическими, какого бы характера эти последние ни были, поможет воздвигнуть на основе лингвистического анализа слова новую систему учения о поэтическом языке...
              Заранее ясно, что структура литературного произведения обусловлена не только "поэтическими формами" речи, но и "поэтичностью" других форм композиции, данных через язык, но не из него выросших" 27.
              Правда, путь к освоению "поэтического языка" может идти, по мысли В. В. Виноградова, "через опытную дисциплину о речи литературно-художественных произведений". Но при этом, конечно, нужно постоянно помнить, что "наука о речи литературно-художественных произведений - лишь ступень к науке о поэтическом языке", ибо "понятие литературно- художественного произведения не может быть оправдано... на основе одного лишь словесного анализа и изучения... Поэтические формы "словесности" лишь внедрены в структуру художественного произведения, органически сочетаясь с другими принципами "поэтизации"" 28.
              В последующие десятилетия В. В. Виноградов создал фундаментальные труды, в которых развивал "науку о речи литературно-художественных произведений".
              Однако эти труды не могли быть глубоко восприняты поэтикой 30-х - 40-х годов, ибо последняя все более отходила от изучения словесной формы литературы. Не смогла она по-настоящему усвоить поэтому и методологические идеи работ Г. О. Винокура и других интереснейших теоретиков, выступивших в конце 20-х годов.
              В результате произошел, особенно в послевоенное время, своего рода "распад" поэтики. С одной стороны, сложилось неопределенное общее понятие о "мастерстве" писателя (слово "мастерство" стоит в заглавии очень многих работ), имеющее в виду поэтику вообще; с другой - понятие (являющееся, в сущности, чисто лингвистическим) о "языке" (и "стиле") писателя; в-третьих, наконец, выступила опять-таки изолированная область стиховедения.
              До середины 50-х годов - времени, когда начался новый этап в развитии нашей науки о литературе, поэтика двигалась в основном в этих трех обособленных руслах.
              Работы о "мастерстве" писателя (специальные или образующие особый и, как правило, заключительный раздел монографий) редко имели достаточно плодотворный характер. Они зачастую впадали в одну из крайностей: либо отвлекались от реальной структуры и материи произведения и превращались в туманный разговор "по поводу" формы, либо, напротив, вставали на путь простого описания "приемов", приходя таким образом к примитивному формализму.
              Многочисленные работы о "языке и стиле", претендующие на эстетический анализ, очень часто грешили теми недостатками, от которых предостерегал В. В. Виноградов в цитированных только что замечаниях: пытались вывести учение о поэтическом слове из лингвистического учения о слове. Такой анализ элементов языка произведения не мог принести существенных результатов ни для стилистики, ни для поэтики.
              В этот период изучение художественной формы вообще отходит на задний план, имеет слишком ограниченные масштабы. По сравнению с 20-ми годами поэтика послевоенного времени, а во многом также и 30-х годов предстает как значительно более узкая и гораздо менее многообразная область литературоведения; в это время активно развиваются другие сферы науки о литературе - понятие о художественном методе, проблема закономерностей литературного развития, вопросы типизации, художественной идейности, народности и т. п.
              Это не значит, однако, что поэтика в тот период не развивалась, стояла на месте (с подобными представлениями нередко можно сейчас столкнуться). Стоит указать в этой связи на один несомненный и характерный факт. В 20-е годы, а тем более в предреволюционное время, поэтика нередко рассматривалась только как особая, специальная область. Считалось, что литературовед полноценно выполняет свою задачу, анализируя "содержание" художественного произведения. Это характерно, например, для культурно-исторического метода, а также для различных течений социологического метода, игравшего в свое время очень большую роль.
              Между тем, к 50-м годам все более прочно складывалось убеждение, что подлинное исследование творчества писателя и литературы вообще невозможно без анализа поэтики. Эта задача решалась нередко весьма поверхностно, например путем механического присоединения к монографии описателе дежурной главы о его "мастерстве" или "языке и стиле". Но, во всяком случае, убежденность в первостепенном значении поэтики непрерывно развивалась и крепла.
              Оценивая результаты развития поэтики в 40-х - начале 50-х годов, нельзя не учитывать и того, что в это время были созданы выдающиеся работы, которые представляли собою шаг вперед в области изучения поэтики, но в силу тех или иных неблагоприятных обстоятельств не смогли увидеть свет и были изданы позднее, - работы М. М. Бахтина, Г. О. Винокура, Г. А. Гуковского, Б. В. Томашевского, Б. М. Эйхенбаума (см. ниже).
              С середины 50-х годов начинается новый этап в развитии поэтики. Прежде всего, резко вырастают сами масштабы работы в этой области. Одна за другой выходят солидные книги, посвященные общим проблемам поэтики. Это многообразные исследования, в которых рассматриваются в понятие "поэтического слова", и вопросы сюжета и композиции, и проблемы стиха, и теория жанров и стилей 29.
              Очень значительно и число появившихся в последние годы книг и статей, в которых анализируется поэтика отдельных писателей или литературных направлений. Эти работы не всегда специально посвящены проблемам формы, но исследование жанра, сюжета, композиции, речи, стиха занимает в них почетное место, и это характерная черта времени. Можно назвать здесь работы таких широко известных современных литературоведов, как Н. Я. Берковский, Я. С. Билинкис, Д. Д. Благой, Б. И. Бурсов, П. П. Громов, Б. Ф. Егоров, Д. Е. Максимов, Б. С. Мейлах, В. Н. Орлов, 3. С. Паперный, В. О. Перцов, К. В. Пигарев, JI. М. Поляк, A. JI. Слонимский, А. Н. Соколов, Н. JI. Степанов, Е. Б. Тагер, М. Б. Храпченко и др.
              Не менее показательно, что за последнее десятилетие издан целый ряд книг и статей, в которых широко рассматриваются проблемы поэтики зарубежных литератур - и западных, и восточных. Это принципиально новое явление в нашей литературной науке, свидетельствующее о коренном сдвиге в самом отношении к поэтике. В таком широком плане художественная форма иноязычных литератур ранее у нас никогда не изучалась 30.
              Принципы поэтики излагаются и обсуждаются в целом ряде книг и статей. Журнал "Вопросы литературы" провел в 1959-1960 гг. дискуссию по поэтике ("Слово и образ"), в ходе которой были поставлены некоторые существенные вопросы. Но обсуждение проблем поэтики ведется в последние годы постоянно и на страницах журналов "Вопросы литературы" (где есть особый раздел "Мастерство писателя"), "Русская литература", "Известия АН СССР. Серия литературы и языка", "Вопросы языкознания" и в многочисленных "Ученых записках", в отдельных книгах и сборниках статей.
              Большое внимание уделяется вопросам лингвистического (стилистического) и литературоведческого анализа художественной речи, категории сюжета, проблеме точных методов исследования поэтики, самому понятию "художественная форма" и т. д.
              Интересны опыты исследования литературной формы в сопоставлении с формой иных искусств, например, в книгах Н. А. Дмитриевой "Изображение и слово" (М., 1963) и А. А. Альфонсова "Слова и краски" (Л., 1966).
              Характерной чертой является стремление синтезировать собственно теоретическую и историческую поэтику в единое целое. Это очевидно, например, в новом варианте книги М. М. Бахтина о Достоевском ("Проблемы поэтики Достоевского". М., 1963) и в его исследовании "Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса" (М., 1965), в книге JI. Я. Гинзбург "О лирике" (Л, 1964), в ряде работ Д. С. Лихачева о древнерусской литературе, в труде "Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении" (М., 1962-1965) и т. п. Исследования этого направления опираются, естественно, на достижения в области поэтики 20-х и 30-х годов.
              Единство теории и истории при анализе поэтики - это, конечно, только самая общая черта рассматриваемой тенденции. Этот исходный пункт определяет целый ряд методологических принципов. Во-первых, исследование всеобщих, общезначимых свойств художественной формы все чаще производится на материале индивидуальных произведений во всей их конкретности. Далее, предметом анализа становится не просто совокупность приемов и "средств", но целостность формы в ее исторически обусловленном своеобразии. Наконец, все более решительно выдвигается на первый план содержательность формы, ее художественный смысл, который должен исследоваться в нераздельной связи с предметной структурой и материей.
              Характерной чертой развития поэтики за последнее десятилетие является многообразие путей и способов анализа, чего так не хватало в предшествующие годы. Сложнейшая задача исследования формы не может быть решена без смелых поисков, без борьбы мнений, без самых различных опытов и экспериментов.
              Сейчас еще невозможно подвести итоги, указать и определить все направления или даже "школы" в области изучения поэтики. Но важно отметить, что в последнее время, наряду с целым рядом видных ученых Москвы и Ленинграда, вокруг которых группируются ученики и последователи, плодотворно работают многие филологи отдаленных городов - филологи, создавшие свои методы анализа текста. Среди них можно назвать таких исследователей, как А. В. Чичерин (Львов), А. П. Скафтымов (Саратов), недавно скончавшийся Я. О. Зунделович (Самарканд), М. С. Альтман (Тула), М. Н. Кожина (Пермь), Ю. М. Лотман (Тарту), Н. А. Гуляев (Казань) и др.
              Достаточно познакомиться хотя бы с несколькими из вышедших в самое последнее время специальных работ по поэтике, чтобы установить факт того плодотворного научного многообразия, которое свидетельствует об упорных поисках и является залогом успеха.
              Таковы, например, стиховедческие работы А. П. Квятковского, В. Е. Холшевникова, И. Б. Роднянской, С. В. Шервинского, В. Ф. Огнева, М. М. Гиршмана 31, работы о художественном слове, принадлежащие А. В. Федорову, А. В. Чичерину, Д. Н. Шмелеву, П. В. Палиевскому и другим исследователям 32.
              В последнее десятилетие широкий размах получило изучение национального своеобразия поэтики в ряде республик Союза. На Украине, в Грузии, Армении, Эстонии эта работа имеет глубокие исторические корни. Но во многих других местах она именно теперь начата. И тем не менее уже созданы серьезные труды.
              Менее активно ведется пока исследование проблем композиции, сюжетики, жанров. Немало работ посвящено общему понятию стиля (как единой характеристике, доминанте художественной формы), однако эти работы часто грешат абстрактностью, неопределенностью и к тому же выходят за границы поэтики в собственном смысле, отрываются OT КОНКРЕТНОСТИ ФОРМЫ.
              Среди направлений, развивающихся в поэтике последних лет, особое место занимают работы, стремящиеся создать точные методы анализа художественной формы. Сюда относятся работы, ставящие задачей применить к искусству слова методы структурного анализа, разработанные в лингвистике, понятия семиотики и теории информации, статистику и теорию вероятности. Далеко не все из этих работ в действительности выходят за рамки "традиционных" методов поэтики. Так, например, для содержательного исследования Ю. М. Лотмана "Лекции по структурной поэтике" (вып. 1, Тарту, 1964) характерна только чисто терминологическая связь со структурализмом, семиотикой, теорией информации 33.
              Попытки создания структурной поэтики в собственном смысле представлены в работах В. В. Иванова, видного математика А.Н. Колмогорова, Г. А. Лескисса, В. Н. Топорова и ряда их прямых последователей 34, Этим работам свойственно, по сути дела, отождествление поэтики и языкознания, возвращающее исследование художественной формы к "лингвистической" методологии 20-х годов и опирающееся на теорию вероятности и статистические эксперименты, имеющие характер самых первоначальных поисков в этой области. Работы эти за последнее время получили достаточно широкое освещение и оценку в печати 35, что избавляет от необходимости подробного их обсуждения. Не подлежит сомнению, что это направление сделало лишь самые первые шаги, не дав пока сколько-нибудь ощутимых результатов.
              Иногда высказывается мнение, что будущее поэтики зависит от исхода соперничества между "традиционными" и новыми - статистическими и семиотическими - методами исследования. Это едва ли правильно. Дело в том, что введение приемов и принципов статистики, структурализма и т. п. в поэтику представляет собою, по существу, введение новой методики, а не методологии в глубоком смысле этого слова. Методологию свою сторонники "структурной поэтики" (это, кстати, хорошо сознают многие из них) заимствуют у некоторых исследователей начала 20-х годов. А применение новой методики при старой методологии едва ли может само по себе обеспечить существенное продвижение вперед.
              Перед нашей поэтикой в целом стоит сейчас прежде всего задача разработки совершенной методологии, позволяющей синтезировать теорию и историю, общее и индивидуальное, преодолеть дуализм содержания и формы, научиться анализировать непосредственную содержательность самой формы. Большую роль в этом должно сыграть и глубокое освоение всего ценного, что сделано у нас в области поэтики за 50 лет, а также анализ опыта зарубежных филологов XX века.




              1. См. Поэтика. (Сборники по теории поэтического языка). Пг., 1919; В. Ш к л о в с к и й. Развертывание сюжета. Пг., 1921; его же. "Тристрам Шенди" Стерна и теория романа. Пг., 1921; его же. Розанов. Пг., 1921; его же. О теории прозы. М., 1925; Р. О. Якобсон. О чешском стихе преимущественно в сопоставлении с русским. 1923; Б. Эйхенбаум. Мелодика русского лирического стиха. Пг., 1922; его же. Сквозь лптературу. Сборник статей. Л., 1924; Б. В. Т о м а ш е в с к и й. Русское стихосложение. Метрика. Пг., 1923; его же. Теория литературы. Поэтика. Л., 1925; Ю. Н. Тынянов. Достоевский и Гоголь (к теории пародии). Пг., 1921; А. А. Реформатский. Опыт анализа новеллистической композиции. М., 1922.Вернуться к тексту
              2. См. В. М. Жирмунский. Композиция лирических стихотворений. Пг., 1921; его же. Рифма, ее история и теория. Пг., 1923; его же. Введение в метрику. Теория стиха. Л., 1925; его же. Вопросы теории литературы. Л., 1928; А. А. Смирнов. Пути и задачи науки о литературе. "Литературная мысль", II. Пг., 1923; его же. Новейшие русские работы по поэтике... "Атеней", кн. I-II, 1924; А. Л. Слонимский. Техника комического у Гоголя. Пб., 1923; Б. М. Энгельгардт. А. Н. Веселовский. Пг., 1924; его же. Формальный метод в истории литературы. Л., 1927; С. А. Аскольдов. Форма и содержание в искусстве слова "Литературная мысль", III, Л. 1925; В. В. Гиппиус. О композиции тургеневских романов. В сб. "Венок Тургеневу". Орел, 1919.Вернуться к тексту
              3. В. М. Жирмунский. Вопросы теории литературы. Л., 1928, стр. 11.Вернуться к тексту
              4. См. Русская речь. Под ред. Л. В. Щербы. Сборники статей. Л., 1923-1928; А. М. П е ш к о в с к и й. Сборник статей. Л., 1925; В. В. Виноградов. О поэзии А. Ахматовой (стилистические наброски). Л., 1925; его же. Этюды о стиле Гоголя. Л., 1926; его ж е. К построению теории поэтического языка... В сб. "Поэтика", III, 1927.Вернуться к тексту
              5. Художественная форма. Сб. статей... М., 1927, стр. 6; ср. также: Ars poetica, I, сб. статей под ред. М. А. Петровского. М., 1927; Густав Ш п е т. Внутренняя форма слова. М., 1927; Б. А. Г р и ф ц о в. Теория романа. М., 1927.Вернуться к тексту
              6. См. Ю. Н. Тынянов. Проблема стихотворного языка. Л., 1924; его же. Архаисты и новаторы. Л., 1929; Б. М. Эйхенбаум. Лев Толстой. Л., т. I, 1928; т. II, 1931.Вернуться к тексту
              7. См. Поэтика. Временник Отдела словесных искусств ГИИИ, вып. 1-5. Л.г 1926-1927; Русская проза. Сб. статей. Л., 1926; Русская поэзия XIX в. Л., 1929, а также серию книг "Вопросы поэтики", вып. I-XI, Л., 1923-1927.Вернуться к тексту
              8. См. А. И. Б е л е ц к и й. В мастерской художника слова. Харьков, 1923; И. И. Г л и в е н к о. Этюды по теории поэзии. Харьков, т. I, 1920; М., т. II, 1929; А. Г. Горнфельд. Муки слова. М. - Л., 1927; А. А. Райнов. Потебня. Л., 1924.Вернуться к тексту
              9. Литературная энциклопедия... в двух томах. М.-Л., 1925; см. также: Проблемы поэтики. Сб. статей под ред. В. Я. Брюсова. М.-Л., 1925; В. М. В о л ь к е н штейн. Драматургия М.-Л., 1923; его же. Опыт современной эстетики. М.-Л., 1931; Г. П1 е н г е л п. Трактат о русском стихе. Одесса, 1921; В. Пропп. Морфология сказки: Л., 1928.Вернуться к тексту
              10. См. М. С. Григорьев. Введение в поэтику. М., 1924; его же. Форма и содержание литературно-художественного произведения. М., 1929; Л. П. Гроссман, Поэтика Достоевского. М., 1925; его же. Борьба за стиль. Опыты по критике и поэтике. М., 1927; И. Н. Розанов. Литературные репутации. М., 1928; е г о ж е. Русские лирики. М., 1929; II. II. С а к у л п н. Теория литературных стилей. М., 1927; А. Г. Цейтлин. Повести о бедном чиновнике (к истории одного сюжета). М., 1923; его же. Время в романах Достоевского. "Родной язык в школе", 1927, кн. 5; М. А. Рыбникова. По вопросам композиции. М., 1924.Вернуться к тексту
              11. См. В. М. Фриче. Проблемы социологической поэтики. Вестн. Ком. Акад., 1926, кн. 17;М. Б. Храпченко. К проблеме стиля. "На лит. посту", 1927, № 19; его же. О смене стилей. Там же, № 24; И. М. Беспалов. Стиль как закономерность (Методическое введение в литературный анализ). "Литература и марксизм", 1929, № 3; Г. Н. Поспелов. К проблеме формы и содержания. "Красная новь", 1925, кн. 5; е г о же. Проблема теоретической поэтики. В сб. "Литературоведение" под ред. В. Ф. Переверзева. М., 1928; У. Ф о х т. "Демон" Лермонтова как явление стиля. Там же.Вернуться к тексту
              12. "Литературоведение". Под ред. В. Ф. Переверзева. М., 1928, стр. 27.Вернуться к тексту
              13. См., напр.: Б. Арватов. О формально-социологическом методе. "Печать и революция", 1927, кн. 3; е г о же. Социологическая поэтика. М., 1928.Вернуться к тексту
              14. Б. Томашевский. Теория литературы. Поэтика. Изд. 6-е, М.-Л., 1931 в стр. 3 (1-е изд. - 1925 г.).Вернуться к тексту
              15. Р. Якобсон. Новейшая русская поэзия... Прага, 1921, стр. 11.Вернуться к тексту
              16. См. Литературоведение. Сборник статей под ред. В. Ф. Переверзева. М., 1928, стр. 57, 58, 68, 75.Вернуться к тексту
              17. Там же, стр. 68.Вернуться к тексту
              18. Г. Винокур. Культура языка. М., 1929, стр. 265, 266, 268, 275, 276.Вернуться к тексту
              19. См.: В. В. Виноградов. К построению теории поэтического языка...- В сб. статей "Поэтика", III, JL, 1927; П. Н. Медведев. Формальный метод в литературоведении. Критическое введение в социологическую поэтику. JL, 1928; В. Н. Волошинов. Марксизм и философия языка. Л., 1929; его ж е. О границах поэтики и лингвистики. В кн.: "В борьбе за марксизм в литературной науке". Сб. статей. Л., 1930; его же. Слово в жизни и слово в поэзии (к вопросам социологической поэтики). "Звезда", 1926, № 6.Вернуться к тексту
              20. М. М. Бахтин. Проблемы творчества Достоевского. Л., 1929; С. М. Б о н д и. Новые страницы Пушкина. М., 1931 и ряд статей; А. 3. Л е ж п е в. Проза Пушкина. М., 1937 и др.Вернуться к тексту
              21. См.: В. В. Виноградов. О художественной прозе. М. - Л., 1930; его ж е. Язык Пушкина. М,-Л., 1935; его же. Стиль Пушкина. М., 1941; В. А. Г о ф м а н. Язык литературы. Л., 1936; В. П. Адрианова-Перетц. Очерки поэтического стпля древней Руси. М.-Л., 1947; AJC. Орлов. Язык русских писателей. М.- Л., 1948.Вернуться к тексту
              22. А. Н. В е с е л о в с к п й. Историческая поэтика. Л., 1940; его же. Избр. статьи. Л., 1939.Вернуться к тексту
              23. Иван Виноградов. Вопросы марксистской поэтики. Л., 1936, стр. 8 и 159Вернуться к тексту
              24. И. А. Виноградов. Борьба за стиль. Л., 1937; О. М. Фрейденберг - Поэтика сюжета и жанра. Л., 1936; Л. И. Тимофеев. Теория литературы. М., 1934 (и последующие издания); Г. Н. Поспелов. Теория литературы. М., 1940Вернуться к тексту
              25. П. Н. Медведев. В лаборатории писателя. Л., 1933; Н. С. А ш у к и н - Как работал Некрасов. М., 1933; В. В. Вересаев. Как работал Гоголь. М., 1932; Андрей Белый. Мастерство Гоголя. М.-Л., 1934; Л. М ы ш к о в с к а я. Работа Толстого над произведением... М., 1931; А. Г. Горнфельд. Как работали Гёте, Шиллер и Гейне. М., 1933; Б. А. Г р и ф ц о в. Как работал Бальзак. М., 1937; Н. К. Гудзий. Как работал Толстой. М., 1936; А. Г. Цейтлин. Мастерство Пушкина. М., 1939; С. Н. Дурнлпн. Как работал Лермонтов. М., 1937; И. Клейне р. Мастерство Мольера. М., 1934; Н. П. Белкина. В творческой лаборатории М. Горького. М., 1940; И. Н. Розанов. Лермонтов - мастер стиха. М., 1942; Л. И. Тимофее в. Поэтика Маяковского. М., 1941; Г. И. Ч у л к о в. Как работал Достоевский. М., 1939; М. Д. Э й х е н г о л ь ц. Творческая лаборатория Золя. М., 1940; Я. Е. Э л ь с б е р г. Стиль Щедрина. М., 1940; В. Б. Шкловский. Заметки ю прозе Пушкина. М., 1937; В. А. Г е б е л ь. Н. С. Лесков. В творческой лаборатории. М., 1945.Вернуться к тексту
              26. А. С. Д о л и н и н. В творческой лаборатории Достоевского. М., 1947; 3. С. П а п е р н ы й. О мастерстве Маяковского. М., 1953; К. И. Чуковский. Мастерство Некрасова. М., 1952; В. Б. Шкловский. Заметки о прозе русских классиков. М., 1953; Д. Д. Благой. Мастерство Пушкина. М., 1955.Вернуться к тексту
              27. . В. В и н о г р а д о в. К построению теории поэтического языка. -В кн. "Поэтика". Сб. статей. Ill, JL, 1927, стр. 8-11.Вернуться к тексту
              28. Там же.Вернуться к тексту
              29. См., напр., Б. В. Томашевский. Стилистика и стихосложение. Л., 1959; его же. Стих и язык. Филологические очерки. М.-Л., 1959; А. И. Белецкий- Избранные труды по теории литературы. М., 1963; Г. О. Винокур. Об изучении языка литературных произведений. В кн.: Г. О. Винокур. Избранные работы по русскому языку. М., 1959; В. В. Виноградов. О языке художественной литературы. М., 1959; его же. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961; его же. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963; его же. Сюжет и стиль. М., 1963; Е. Д о б и н. Жизненный материал и художественный сюжет. Л., 1956; Л. И. Тимофеев. Очерки теории и истории русского стиха. М., 1958; А. Г. Ц е й т л и н. Труд писателя. М., 1962; Г. A. Ше н г е л и. Техника стиха. М., 1960; В. М. Волькенштейн. Драматургия. М., 1960; Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Кн. 1-3, М., 1962-1965, и др.Вернуться к тексту
              30. См., напр., М. П. Алексеев. Из истории английской литературы. Л., 1961; JI. Е. Пинский. Реализм эпохи Возрождения. М., 1960 (особенно анализ форм комического у Рабле и сюжетики "Дон-Кихота"); Е. И. Клименко. Проблемы стиля в английской литературе первой трети XIX века. Л., 1959; ее же: Байрон. Язык и стиль. JI. 1961; Е. Э т к и н д. Семинарий по французской стилистике, ч. 1-2. JI., 1964; Д. Затонский. Век двадцатый. Заметки о литературной форме на Западе. Киев, 1962; А. П. Б а р а н н и к о в. Индийская филология. Литературоведение. М., 1959; Г. Щербатов. Арабистика в СССР. Филология. М,, 1960; Проблемы теории литературы и эстетики в странах Востока. М., 1964 и т, п.Вернуться к тексту
              31. А. П. К в я т к о в с к и й. Поэтический словарь. М., 1966; его же. Русское стихосложение. "Русская литература", 1960, № 1; е г о же. Русский свободный стих. "Вопросы литературы", 1963, № 12; В. Е. X о л ш е в н и к о в. Основы стиховедения. Л., 1962; С. В. Шервинский. Ритм и смысл. М., 1961; Владимир Огнев. Книга про стихи. М., 1963; М. М. Г и р ш м а н. Стих. В кн. "Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении". Кн. 3, М., 1965; И. Б. Р о д н я н с к а я. Слово и "музыка" в лирическом стихотворении. В кн.: "Слово и образ". М., 1964.Вернуться к тексту
              32. А. В. Федоров. Язык и стиль художественного произведения. Л., 1963; А. В. Ч и ч е р п н. Идеи и стиль. О природе поэтического слова. М., 1965; Д. Н. Шмелев. Слово и образ. М., 1964; П. В. Палиевский. Внутренняя структура образа. В кн. "Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении". М., 1962; см. также сборник статей "Слово и образ". М., 1964 и ряд разделов в кн. "Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Стиль. Произведение. Литературное развитие". М., 1965Вернуться к тексту
              33. То же самое можно сказать о работе В. Зарецкого "Образ как информация" ("Вопросы литературы", 1963, № 2) и ряде других работ этого типа.Вернуться к тексту
              34. См.: Структурно-типологические исследования. Сб. статей. М., 1962; Симпозиум по структурному изучению знаковых систем. М., 1962; ряд статей, опубликованных в журнале "Вопросы языкознания" и в различных сборниках лингвистического характера.Вернуться к тексту
              35. См. Е. Ермилова. Поэзия и математика. "Вопросы литературы", 1962, № 3; Л. И. Т и м о ф е е в. Сорок лет спустя... (число и чувство меры в изучении поэтики). "Вопросы литературы", 1963, № 4; Сб. статей "Возможное и невозможное в кибернетике". М., 1963; Б. С. М е й л а х. Содружество наук - требование времени. "Вопросы литературы", 1963, № 11; П. В. П а л и е в с к и й. О структурализме в литературоведении. "Знамя", 1963, № 12; И. И. Р е в з и и. О целях структурного изучения художественного произведения. "Вопросы литературы", 1965, № 6; В. В. К о ж и н о в. Возможна ли структурная поэтика? Там же; П. В. П а л и е в с к и й. Мера научности. "Знамя", 1966, № 4.Вернуться к тексту

В начало